Да, побочным продуктом борьбы с душевными муками являлись деньги. Благодаря стальной хватке Кристины и ее финансовой ловкости деньги текли в «Кенгуру» рекой. Пусть Кристина не разбиралась в психологических тонкостях воздействия рекламы на потребителей и не знала законов построения рекламного текста – она отдавала эту пашню профессионалам. Зато она умела уламывать самых вредных клиентов, просчитывать сделки, предвидеть ловушки. У нее был отточенный нюх прирожденного коммерсанта. В восьмом классе она выгодно продала одноклассникам блок жвачки, привезенный из-за границы отцом, и едва не вылетела из комсомола. В десятом подрядила соседских бабушек вязать оригинальные шапки – дефицитную пряжу ей доставляли из Прибалтики. В студенческие годы отчаянно фарцевала, что, однако, не помешало ей поступить в аспирантуру. В двадцать четыре организовала первый кооператив…
– По личному делу, – бросил секретарше мужчина, проходя в кабинет Лунской.
Это был старый знакомый, видеть которого Кристине хотелось меньше всего. Он напоминал ей о том времени, когда она была жалкой и зависимой.
– Привет, Алимхан, – коротко бросила Кристина. – Чего ты вдруг сюда нагрянул?
– Проведать VIP-клиентку, – тонко улыбнулся Алимхан.
Его французская бородка была, как всегда, безупречна. Светлый костюм, черная рубашка и цепь на шее создавали образ интеллигентного голливудского мафиози. Литературные прототипы Алимхана – Гобсек, старуха-процентщица – выглядели гораздо хуже.
– Как ты, наверное, догадался, я решила покинуть ряды твоих постоянных клиентов.
– Увы! Но я не теряю надежды.
Когда Аркаша оставил жену без кредитных карточек, Кристина нашла другой источник денежных средств. К услугам Алимхана прибегали многие игроки, бизнесмены – он был крупным ростовщиком. Поговаривали, что, когда у известного в городе предпринимателя господина Залесова вдруг случился финансовый кризис (замыслы г. Залесова были так грандиозны, а действия – столь стремительны, что порой он не успевал сконцентрировать средства под новый проект), Алимхан предоставил ему десять миллионов под честное купеческое.
Алимхан без устали снабжал деньгами и Кристину, получая от нее немалые проценты. Залогом их прочной связи являлось везение Кристины. Она всегда возвращала проигранное и более или менее пунктуально рассчитывалась с долгами.
– Теперь у меня нет необходимости прибегать к твоей помощи.
– Я знаю.
– Я зарабатываю достаточно.
– Да.
– И кроме того, совсем не играю.
– Да, Кристина, да, – усмехнулся Алимхан. Его черные глаза сияли, смуглое лицо лоснилось. – Но мне не хватает наших таинственных встреч. Мы были как заговорщики. Как суперагенты. А что теперь? Мы совсем не видимся.
– А ты бы предпочел, чтоб я снова начала играть, спустила все активы агентства, а затем приползла к тебе за помощью? И ты бы милостиво ссудил мне денег под бешеные проценты?
– Есть более короткий путь организовать нашу встречу. Давай поужинаем вместе.
– Что? – рассмеялась вдруг Кристина. Ей стало невероятно смешно. – Скупой рыцарь приглашает на ужин! Да ты даже ни разу не оплатил мой кофе или сок!
– Держал марку, – ухмыльнулся Алимхан. – Ты бы стала доверять бизнесмену, который швыряется деньгами направо и налево? И с чего ты взяла, что за ужин я собираюсь платить сам? Мы возьмем раздельный счет.
– Спасибо, дорогой, – улыбнулась Кристина. – Твое предложение провести вечер лестно для меня. Но давай сохраним чистоту жанра. Наши отношения всегда были сугубо деловыми. И пусть так будет дальше.
Алимхан, глубоко разочарованный, удалился восвояси. Кристина взяла со стола фотографию Аркадия, провела пальцем по щеке мужа.
– Видишь, – сказала она, – слетаются коршуны. Я теперь свободная и богатая. Сезон охоты открыт. Милый, как мне тебя не хватает!
Хорошо, что Валдаев сегодня ушел из дома пораньше. Иначе душераздирающий крик Брунгильды довел бы капитана до инфаркта.
Подруга сыщика висела над раковиной и голосила, как подстреленная чайка. В раковине лежали разноцветные волосы Брунгильды. Часть прядей была синего, другая – морковного цвета. То, что осталось на голове, тоже, как обычно, радовало глаз яркостью.
– Oh, my hair! – простонала облезлая красавица. – Волосы! Мои волосы гитлеркапут!
Слово «гитлеркапут», по мнению Брунгильды, переводилось как «безвременно утрачены», или «безнадежно пропали», или «совершенно все вылезли», что в принципе соответствовало действительности.
Подобный результат настойчивых измывательств над шевелюрой был закономерен. Но мозги Брунгильды, очевидно, пострадали от химии не меньше, чем ее волосы, – девушка совершенно не умела прогнозировать ситуацию.
Выйдя из шокового состояния, Брунгильда взяла с тумбочки деньги (Валдаев теперь всегда оставлял ей деньги на тумбочке, а не прятал по ящикам и карманам) и отправилась в ближайший салон.
– Стригать, – внятно объяснила она мастеру. – Делать красивый.
Толстая парикмахерша – Брунгильда годилась ей в дочки – задумчиво разглядывала разноцветную паклю на Брунгильдином черепе, а также и саму собственницу черепа. Из дома красавица приковыляла в чем была – в трикотажных шортах и топе. В бровях, носу, ушах и пупке у девицы торчали заклепки и стразы. И она не забыла покрасить губы вишнево-черной губной помадой, а брови и ресницы – серебряной тушью.
– Ты не русская, что ли? – с подозрением спросила парикмахерша.
– Стригать, – кивнуло чудо. – Красить… ммм… э-э… естестественный. Обычный. Заурядный! О! Я знать язык!